Пятница, которая была, но которой потом не было. 1 день
Пятница, которая была, но которой потом не было. 1 день.
Утро для меня началось не очень приятным порезом, поэтому почти весь день я провела в больничном крыле, вместо того, чтобы ходить на занятия и участвовать в жизни факультета. Впрочем, для меня очень многие порезы – не приятная и проблематичная вещь. Папа говорит, что это что-то психологическое и, пожалуй, я не могу с ним в этом не согласиться.
Но к ужину я вернулась и успела присоединиться к своему факультету в Большом Зале. Я действительно была рада всех их видеть, пусть и всё ещё очень мало со всеми общаюсь, хотя учебный год идёт уже не первый день. Несмотря ни на что мне обычно действительно трудно сходиться с новыми людьми, особенно если их много. И из-за этого я большей частью предпочитаю просто отмалчиваться…
Ужин закончился довольно быстро, и мы все вместе отправились в гостиную. Наша декан, мисс Эйвери, попросила нас всех там собраться, потому что она хотела провести посвящение. Причём это должно было быть посвящение не только для первокурсников, а для всего факультета и для неё самой, по её словам. Было действительно интересно собраться в небольшой беседке, читать записки, которые в далёком ’48 году написали ученики нашего факультета, и пить зелье познания. Как жаль, что традиция оставлять такие записки прекратилась. Это действительно интересно!
После этого нас ждала подготовка к балу. Смотря на то, как все на факультете одевают различные интересные костюмы, мне было не много обидно, что у меня было только какое-то подобие от костюма. А всё из-за того, что у команды моей тёти в самом конце лета был дружеский матч с Гейдельбергскими гончими, и мы провели весь август в Германии. А там за заботами перед и после матча время пролетело очень быстро и незаметно, и основательно подготовиться я уже просто не успевала перед началом учебного года. А потом… Ну, не во время же учёбы костюм заказывать же? Там и других забот полно.
В итоге костюмы были надеты, и всё радостно и дружно пошли на бал. Я никогда не любила танцевать в самом начале вечера, поэтому так получилось, что на танцполе я была в сумме где-то одну песню, до того, как начали происходить все страшные события.
Сначала я совершенно не могла разобраться в том, что происходит. Нас просто оттеснили к столу факультета, в то время как что-то происходило на танцевальной площадке. И только когда кто-то мёртвый упал в центре зала от луча Авады, я поняла, что на школу произошло нападение. Вроде того, какое было совершенно на Шармбатон незадолго до этого и было описано в Пророке. До меня всё действительно долго доходило, словно мозг отказался работать. А стоило мне понять, что лежащий на полу в зале человек – это профессор Снейп, так я и вовсе застыла в ступоре. Именно в этом ступоре я проводила глазами пролетевшую совсем невдалеке Аваду, попавшую в Роуз, и то, как она упала на пол мёртвой. Я тогда только и могла, что через силу заставлять себя дышать и пытаться осмыслить, что же произошло, слушая плач однофакультетников. Но в итоге у меня получалось только переводить взгляд с одного лица на другое, не в силах что-либо сказать и как-то ещё пошевелиться! А потом ещё и крик на весь зал, что Герц-старший умер… Я его не знала совсем. Мы нигде не пересекались, но мысль о ещё одной смерти, особенно о смерти ученика, была просто невыносимой.
На самом деле следующие за этим события проходили для меня как в тумане. Пока мы были в зале, я никак не могла осознать то, что произошло. Я всё понимала, но осознать не могла. Потом нас повели в корпус, и я вцепилась тогда в палочку, как в свою единственную надежду, хотя вроде и понимала, что случись хоть что-нибудь и палочка мне ничем не поможет. Всё же наш курс ещё и не знает особо никаких заклинаний! Но всё равно было так страшно, что хотелось хотя бы чувствовать её успокаивающую тяжесть в руке. А вдруг не всех нападавших обезвредили? А что если на нас кто-то нападёт, пока мы идёт до комнат факультета? Эти мысли вертелись у меня в голове и не давали мне покоя.
А вот в гостиной, когда нас всех туда загнали, стало известно, что с нашего факультета погибла не только Роуз, но и Мелвил. Как? Почему именно они? Почему только у нас двое?! И только после этого я поняла, что слёзы текут у меня по щекам уже не первые 10 минут, судя по тому, как промокли зажатый у меня в руке салфетки. Я плакала, обхватив себя руками и пыталась успокоиться, но этого сделать никак не получалось. Да и сама атмосфера в гостиной стояла такая мрачная и тяжёлая, что там было невозможно спокойно дышать.
Стало немного полегче, когда Дик начал играть. Я с детства любила петь и очень часто именно в песне выплёскивала все переполняющие меня эмоции, поэтому для меня это было действительно лекарством. Так же сильно действующим, как и принесённое Кирой умиротворяющее зелье, которым у нас всех отпаивали.
Прошло не так много времени, как к нам зашли и сказали, что все желающие могут пойти попрощаться с погибшими. Что ещё за «все желающие»? Я помню, тогда мне настолько сильно возмутила эта фраза, что я даже на время выплыла из ступора, в котором проводила всё последнее время. Как будто мог найтись кто-то, кто не хотел бы с ними попрощаться!
Во время этого прощания я только и могла твердить про себя: «Пусть там, где они теперь им будет намного лучше! Пусть у них всё будет хорошо!». Я повторяла это раз за разом и никак не могла остановиться. Но взгляды профессоров, пристально следящих за каждым нашим действием, очень нервировали и не давали сосредоточиться.
После прощания все стали растягиваться кто куда. Кто-то пошёл на другие факультеты, кто-то пошёл в спальню… А я сидела в гостиной, уставившись в одну точку и пыталась собраться и успокоиться. Получалось действительно плохо. Но, когда вроде бы начало получаться, и я поняла, что больше не сползаю в банальную истерику, в гостиную со свечой зашёл Тим. История о поднявшемся покойнике, который дал нам огонь надежды, ввела меня в очередной ступор. И теперь я уже сидела и думала только о том, что ни в коем случае нельзя, чтобы эта свечка погасла. Ни в коем случае! Я шикала на всех, кто заходил в гостиную, чтобы они не делали резких движений, каждый раз, когда огонёк начинал опасно колыхаться. Он. Не. Должен. Погаснуть.
Я долго гипнотизировала его взглядом, пока не поняла, что в гостиную уже очень давно никто не заходит. Когда я вышла оттуда и прошлась по комнатам, то внезапно осознала, что на факультете вообще никого кроме меня нет. Совсем. Мне тогда было так неуютно… Грусть снова стала накатывать волнами.
Не выдержав этой атмосферы, я направилась к гостиной Гриффиндора, где, судя по всему, и собралась большая часть людей. Пробравшись там в самый конец коридора и усевшись прямо на пол, я стала слушать музыку и подпевать тем песням, которые я уже знала. Я уже говорила про то, как на меня влияет музыка. В этот раз она тоже мне помогла.
Возвращаться в гостиную не было никакого желания. Стоящая там атмосфера вряд ли бы сопутствовала успокоению нервов. Слава Мерлину, сначала только мистер Фелпс, а потом и присоединившийся понемногу к разговору мистер Эйвери меня отвлекали от печальных мыслей. Иначе мне действительно страшно представить в какую бы депрессию я могла провалиться…
Но, к сожалению, всё хорошее когда-нибудь заканчивается, наш менестрель, отложив гитару, ушёл, и мне пришлось вернуться к себе. Впрочем, я так эмоционально вымоталась, что провалилась в сон, стоило мне только лечь на кровать. Сны хорошо уносят боль, это я тоже давно уже поняла…